I. Игровая информация

1.
Полное имя: Bartemius Crouch Jr.  •  Бартемиус Крауч, младшенький.
Родители: Bartemius Crouch Sr.  •  Бартемиус Крауч, старшенький - отец. Ursula Crouch  •  Урсула Крауч - мать. К слову, они довольно дальние, но все же родственники Благороднейшего и Древнейшего семейства.
Дата рождения: 14 ноября; 1959 год; 16 лет.
Статус крови: чистокровен.

2.
Курс: 6 курс
Факультет: Слизерин
Дополнительные особенности:
Ко всему питает однообразное вялотекущее безразличие. Кроме трансфигурации и зельеварения. В квиддич не играет - но хотел бы.
Волшебная палочка: тополь, волчья шерсть, 12 дюймов.

3.
Характер
Крауч. Барти Крауч. Не забудьте только добавить - младший из них.
Он так устал проводить черту. Устал постоянно слышать о том, что он совсем не такой, как отец. И таким ему никогда, совсем никогда не стать. И эти постоянные "Крауч? Ах, да! Тот самый!", которым нужно соответствовать. Большинство воспринимает его как бесплатное дополнение к Краучу-старшему, и только снисходительно пожимают плечами, заранее просчитывая его блестящую министерскую карьеру, обеспеченную заботливым родителем. О, как он ненавидит быть в тени отцовской должности.
Интересно, появится когда-нибудь кто-то, кого он будет ненавидеть столь же яростно и неистово? Барти готов уже сейчас заложить свою волшебную палочку с твердым "нет". О, не подумайте, что глава семейства - тиран и негодяй, истязающий своего единственного сына ради непонятных целей, о, нет. Если бы его попросили всего лишь одним словом рассказать о сыне, это слово было бы столь же просто, насколько отвратительно - "разочарован", Только и всего. Возможно, от Барти ожидали иных стремлений, и большей силы воли, благоразумности и старания. Всего того, из чего состоял Крауч-старший, и что так и не унаследовал сын.
Когда-то он пытался соответствовать отцовским требованиям. Старательно учился, был пай-мальчиком и не водил дружбы с подозрительными личностями курса так до пятого, пока не решил, что министерская работа - скучное и совершенно безынтересное занятие для такого одаренного мальчика, как он. С особенной тщательностью и тоской он представлял свои скитания из отдела в отдел, сопровождаемый сплетнями о том, как же хорошо быть ребенком влиятельного министерского папочки. Он пытался объяснить, но трехчасовой разговор закончился рыданиями матери и их ссорой с отцом - на тему воспитания младшего поколения. Барти действительно хотел показать, что он - не тунеядец, он не рассчитывает всю оставшуюся жизнь провести на родительской шее. Но его отказ был воспринят как поражение - и отношения, если они вообще когда-то были, с треском развалились.
А теперь, самое интересное. Он сильно изменился, под влиянием ссор и неоправданных ожиданий, стремясь найти кого-то другого, кто заменит ему его тоску и его острую необходимость в отце, и надо же! Со временем - нашел, и отдался своей новой религии целиком и полностью. Барти - фанатик, в худшем его проявлении. Идеи захватывают его, и руководят им, и сознание еще ни разу не встревало поперек предмета его обожания. Раньше это мог быть особенно интересный предмет - он всегда любил Трансфигурацию, за изящество - или, допустим книга. Великая редкость на зелено-серебристом факультете, он распугивал собратьев по флагам сосредоточенно-умным видом за каким-нибудь многотомником, с которым он мог обниматься хоть несколько недель - пока его не отпустит. С людьми почти точно так же - разве что зависимость могла длиться от нескольких дней до пары лет, фанатичная, неистовая преданность, где-то на грани с безумием. Неудивительно, что Крауч-младший считался если не совсем сумасшедшим, то точно где-то возле этой границы, странный, странный тип.
Он во многом был странен. О его конфронтации с семьей было так легко заметить - по злости, вспыхивавшей в глазах всякий раз, когда Барти слышал свою фамилию. Особой любви или откровенного интереса к Темным искусствам он никогда не выказывал, скорее наоборот - непробиваемый нейтралитет и пресечение любых сплетен на эту тему. Но мы-то знаем! Его фанатичность, казалось, только искала, куда ей вылиться, чтобы затопить его без остатка, и именно Темный Лорд станет для него религией, семьей и драгоценным отцом в одном лице. Любовь? О, разве недостаточно ясно, что Крауч-младший неспособен любить кого-то в принципе? Он может быть предан, он может быть увлечен, все что угодно, замените полусотней эпитетов, от этого сущность не изменится. Тепло, нежность - это все не из этой оперы.
Не обманывайтесь - он не опереточный злодей. Не агрессивен, не жесток и даже не жаждет крови младенцев. Его собственная шкала, система принципов, состоящая, вестимо, из полочек с маленькими аптекарскими весами, на чашах которых он взвешивает каждый свой поступок - но не по меркам добра и зла. Слишком просто, недостаточно изящно для него. И если все же попытаться понять его логику, она будет предельна проста - ни в чем не походить на отца, полным тезкой которого он являлся. Никогда не строивших никаких серьезных планов, Барти и в своем отношении к происходящему был прост и импульсивен, следовал порывам настроения, которое, надо сказать, прыгало чаще, чем лесной заяц. Пожалуй, только страсть к Трансфигурации была его единственный школьным постоянством, в остальном - немного развязный, безалаберный и откровенно ленящийся юноша, не утруждающий себя даже самоанализом.
Грязнокровки? О, он ведомый, как бы не хотел казаться самостоятельным, гордым, окрыленным и далее по списку. Ведомый - и значит, он поворачивается в ту сторону, где интереснее и увлекательнее рассказывают. Только что он мог прослушать интереснейший рассказ в духе "дорогу - чистокровным", и удовлетворенно покивать, соглашаясь. Через час - с не меньшим интересом выслушать лекцию о лояльности к ним же - и так же удовлетворенно покивать. Все зависело лишь от харизмы рассказчика, и, видимо, у Крауча-старшего харизмы не то чтобы не хватило, но младшенького она определенно не впечатлила. Если бы не его склонность к фанатизму он бы, возможно, был бы прозрачно-нейтрален, и его разум оставался не замутнен этими вашими войнами. Быть может даже, рано или поздно он бы пошел в Министерство - как велел отец, и как слезно просила мать, но, как вы уже поняли, появился тот, чья харизма могла сразу и надолго вынести вперед ногами - конечно же, наш старый добрый Темный Лорд, а точнее, его идеи.
Сложно сказать, как наша бесцветная амеба стала внезапно темнеть и хмуриться. Это не просто проникновение сразу в душу, это было похоже скорее на щупальца, тянущиеся к внутренностям, наполняя их чернильной тенью. Медленно и верно. Так, что он потом бы клялся, что всегда, слышите! всегда! считал так. Разумеется, дома он был всегда политкорректен, улыбчив и осторожен, особенно с отцом и его поразительным чутьем на коварные замыслы единственного наследника. А что же мать? К своему стыду, Барти был вынужден признавать, что особо ее не любил, как и всех прочих. Но, в отличие от той душащей, всепоглощающей ненависти, что он испытывал к отцу, мать вызывала у него смешанное чувство жалости и стыда. Только стыд и ее слезы могла загнать его в ее объятия - такие непривычные и такие нелюбимые. Барти всегда помнил, как добра она была к нему, но он не знал, что не меньше половины времени, проведенного в тишине, он обязан ей - и ее просьбам к мужу не трогать сына в очередной раз.
Несмотря на откровенное отсутствие интереса к учебе, и лишь пару друзей, с которыми Крауч мог бы быть откровенен, он любил Хогвартс той извращенной любовью, которую испытывают все фанатики. Ненавидел и любил. Он бежал сюда из дома, подальше от отцовского гнета, и попадал туда, где по меньшей мере треть детей, выросших в магических семьях, знала, что он - всего-то сыночек известного папашки. К общим обедо-ужинам он питал отвращение - большое скопление людей почти что пугало его. Разве что в общей гостиной Слизерина он любил находиться, хотя встревал в общий разговор крайне редко, храня преисполненный достоинства нейтралитет. Ему так нравилось быть в курсе, чувствовать себя приобщенным к чему-то важному, чему-то, куда допускают лишь только избранных. При всей его амебообразности на первых порах, чистокровная фамилия, налет общего презрения на скуластом лице и исключительная молчаливость по части тайн в итоге оказались его лотерейным билетиком прямиком в общество Избранных. Лгать не то что не любит - не умеет, и к числу лицемеров его отнести категорически нельзя - он из той породы людей, и в этом, как бы он не хотел обратного, Барти безумно похож на отца, что скорее выскажут все в лицо, чем будут строить козни за спиной. Подковерные интриги - точно не его. На них самих у него странное чутье, если и не подсказывающее, что что-то тут не так, то определенно намекающее. Чувство, знаете ли, самосохранения - полезная штука.
Он равнодушно и спокойно относился к любому проявлению женского внимания к своей божественной персоне. Надо сказать, Чувство Собственного Величия у него стремительно улетало в стратосферу прежде, чем кто-то успевал бы его поймать и шмякнуть об пол. Правда, где-то внутри у него все же был тумблер, иногда снимавший ему корону - чувство самосохранения включалось, что ли. Так мы о чем... ах, да. О девушках. Раз в полгода, с тем же скучающим видом, ставшим чуть ли не его визитной карточкой, Барти мог поухаживать за какой-нибудь барышней, всем своей скуластой натурой выражая презрения к самому себе за такое поведение. С той же регулярностью он позволял себя любить - таскать за ручку, обматывать шарфом и провожать до подземелий - так что он бы не удивился, если бы где-нибудь на факультете открыли конкурс "Соблазни Барти Крауча!" - или как-то так.
Удивительно вспыльчив, и способен убить прямо на месте, разум включается многим позже. Успокаивает его, как ни странно, природа. Скорее, она возвращает ему умиротворение, которого ему так не хватает.

4.
Внешность
Цвет волос: темно-каштановый
Цвет глаз: пронзительно, ярко-голубой.
Рост и вес: 1,75 / 79 кг.
Эти пронзительные циановые глазищи и производят двойственный эффект - кому-то кажется, что он смотрит прямо в душу, другие ежатся от взгляда заправского маньяка. Резкий и порывистый в движениях, разве что походка "стальной гусь" у него не в ходу. Скуластый сверх всякой меры.

5.
История персонажа
Место проживания персонажа:
Ныне известные родственники:
История семьи и жизни вашего персонажа:
[all in progress]

II Личная информация

Связь с вами: есть, в принципе, но если что - 370.602.600
Есть ли у вас еще персонажи на данном форуме? да. тигренок.
Ознакомлены ли вы с правилами и сюжетом? о да.
Желаемая внешность для аватара: cillian murphy
Пример вашей игры:

А Вы знаете, какого цвета в Азкабане небо? Многие говорят об этой тюрьме, рассказывают страшные, леденящие душу истории, одна ужаснее другой, но ни один из них и близко не может представить истины. Может, там перманентная тьма, чернильными щупальцами проползающая сквозь решетку, морозящаяся сильнее самих дементоров. Может, небо там звездное, зимнее, пронзительно глубокое, от него веет надеждой. И свободой.
Рабастан Лестрейндж с определенной долей цинизма полагал, что его там нет. Был только дождь или блеклый туман, и он думал, что дементорам под силу выпить даже ночь. Он пьют эмоции, почему бы им не выпить небо? До самого дна, до его основания, белесого и мутного, основания, что не имеет цвета, вкуса и запаха.

Английские каторжники в Заполярье умоляли о смертной казни, лишь бы полярная ночь, полугодовая и беспроглядная, не мучила их больше.

У Рабастана был кое-кто, кто согревал его всю безлунную ночь длиной в четырнадцать лет. Брат. Руди, его прекрасный Руди. Его всегда можно было обнять, уткнуться носом в неестественно прямую спину с заострившимися лопатками. Дышать. Мерно и глубоко, не вздрагивая от резких звуков и чужих криков. Только его брат, ничей другой. Он не отдал его Беллатрикс, не поделил его с Темным Лордом, не выдаст и дементорам. Они могут забрать у него все, что угодно, только не его.
Есть еще кое-что, то, чем он не поделится даже на исповеди в ожидании поцелуя, который высосет из него больше, чем просто душу. Исмена. Он оставил ее так давно, за это время вся жизнь до Азкабана выцвела и стала казаться нереальной. Каждый день, проведенный на свободе, вызванный из памяти в мельчайших подробностях - как яркий цветной сон, который пропадает, как только Басти разомкнет веки. Ему нравилось вспоминать то, что делало его живым, ощущения и эмоции, отзывающиеся щекоткой между лопаток.

Он похудел. Хотя, скорее, походил на скелет. Рудольфус мрачно шутил - он думал, что стать еще более тощим Басти просто не в состоянии, но тот превзошел сам себя. Кости, обтянутые кожей, ввалившиеся щеки, острые скулы, тонкие на грани с омерзением пальцы, которые он грел на шее. От него самого почти ничего не осталось там, остатки рассудка цеплялись за брата, как за самоцель выживания, и только улыбка оставалась искренней, слабым светом в их тьме, поделенной и умноженной на двоих.

Побег. Слишком громкое слово для того, что было совершено с согласия ушедших с поста дементоров. Они считали тени, выбирались, жадно глотали пряный воздух свободы, сбивающий с ног неопытных не хуже огневиски. Беллатрикс истерично смеялась - Рабастан отлично помнит высокий, отрывистый смех, эхом бьющий по пустоте. Брат молчал. Рабастан - тоже, как пристыженный пес. Молчание они тоже делили на двоих, слова - последнее, что нужно братья для взаимопонимания.

Идеи начали лениво терзать его, как только он увидел настоящее небо. То, небо, которое само меняло цвета, бесконечно глубокое, отвоеванное у дементоров. То небо, на которым никогда не было тени. Басти смотрел в январское морозное небо, родное и снежное, и смутно осознавал, что его так терзает. Когда осознание стало явным - идея захватила его целиком, вобрала его в себя. Исмена. Увидеть Исмену. Черт возьми, он не видел ее четырнадцать лет, он оставил ее на произвол судьбы, одну. Его тело еще не остыло от ее объятий, когда он смотрел в глаза поднимающемуся, как расправляющий крылья феникс, рассвету. Рассвет был дивно прекрасен и свеж, умытый ночным дождем. Его поймали, связали. Но разве боль может сравниться с эйфорией, бегающей по венам? Пальцы мелко дрожали от кинестетической памяти, и это воспоминание тоже грело его там, в Азкабане.

Выйти на улицу, даже с текущей политикой Министерства, было по меньшей мере глупо. Глупо, неосмотрительно, и по-детски, словно ему снова шестнадцать, и он пытается упереть с кухни пирог, пока брат не видит. Он улучил таки момент, позволив Беллатрикс завладеть внимание Рудольфуса - и сбежал. Раньше он бы действительно бежал, полной грудью вбирая в легкие холодный воздух, тысячей маленьких иголок пронзавший внутренности. Теперь он шел, медленно и даже степенно - не хватало сил. Он со смехом думал, что, должно быть, Исмена давно уже там не живет, вышла замуж, родила троих детей и вспоминает Лестрейнджа как приятную авантюру былой молодости. Вкусная приправа призраку надвигающейся старости. Она, должно быть, и не узнает его, примет за бездомного, замерзшего январским вечером.

Трансгрессия! Некультурный, но действенный метод попасть в помещение, если искомое закрыто, и его обитатели не подают признаков жизни. Рабастан в принципе ничего не терял - если он попадет в чужой дом, то почти так же быстро испарится восвояси. Если же Исмене будет приятнее смотреть на флоббер-червя, чем на Лестрейнджа - он дематериализуется столь же скоро, а честь леди останется безупречной. В самом деле, не каждый же день врываются в дом бывшие уголовники!
В этом было что-то особенное горькое. Признавать, что ты преступник, мерзавец и просидел четырнадцать лет просидел в Азкабане.

Он не хотел пугать ее. Скажем честно - он вообще не предполагал, что застанет ее дома. Никакого положительного исхода событий априори и быть не могло, с его-то везением. и кармой. Она изменилась - хотя Басти не из тех, кто мог сравнивать. Он просто чувствовал. Исмене тоже не требовались слова, чтобы понять Рабастана, но это был иначе, чем с братом. Лестрейндж онемел, и на его лице расползалась улыбка - та самая, что он сумел сохранить даже в заточении. Теплая. Концентрация его эмоций. Наверное, он ждал этого момента все время, каждый день, проползая вдоль каменной стены, бесцветной, как все вокруг.
Зачем что-то говорить? Слова, слова только приносят боль. Падают на тишину, а она расползается паутинкой осколков, как битое стекло.
Рабастан обнял Иззи со всем теплом, на которое он был способен, врезаясь острыми костями в хрупкую фигуру. Обнял почти что с разбегу, рывком, сгребая в охапку без лишних слов, беспрекословно, прежде, чем жертва успеет воспротивиться встрече со старым знакомым.
А потом - если она попросит - он уйдет.

Отредактировано Bartemius Crouch Jr. (2011-05-24 21:02:53)